Я в памяти сердцем своим берегу,

Как выпало счастье мне на веку.

Поехать с нашим Сабитом в степь,

В преданьями славную Сарыарку.

Поезд наш мчится, он гору Джамбул

И Байкару-гору обогнул.

Так неожиданно к нам в окно

Синью морской Балхаш плеснул.

Вчера миновали мы Караганду

(Салем горнякам, салем труду!),

Нуру, спокойную речку степи,

Пересекли на полном ходу.

Речка Нура так обычна на взгляд,

Но глуби ее сказанья таят.

Сопки, что таволгой заросли,

Зорко степной простор сторожат.

Взойти на вершину бы, глянуть вниз!

С беркутом, с гончей на зайцев и лис

Нам бы, Сабит, поохотиться здесь,

Поезд, поезд, остановись!

Но поезд не слушает наших речей…

Сошли в Акмоле мы, дали коней.

Дорогою поведал Сабит

Быль о Биржане, любимце степей.

В Кзылжаре грустью делился Сабит –

Спят те, кто колчаковцами убит.

Кто в славе батыров древних догнал,

Чье имя, как песня акына, звенит.

Кзылжар дастарханами нас удивил,

Кзылжар дастарханами нас утомил.

Но, к счастью, мы вновь пустились в путь

К тугайным рощам, к реке Есиль²!

Сабит, вспоминал друзей, горевал,

Он с ними в одном полку воевал,

В Кзылжаре он поступил в продотряд,

В Кзылжаре стихи и поэмы слагал.

Аулы там редки, тугаи густы,

Здесь проса метелки пышны, как кусты.

На хлебное поле тени легли,

Березовых рощиц, сосновой четы.

Я неба такой высоты не видал,

С его высоты не приметишь ты скал.

Красивого старца я здесь повстречал,—

Как беркут, на торе² сидел аксакал.

Биржан говорил, жеребенка керей

Никогда не жалел для хороших гостей.

Для нас жеребенка не раз забивали,—

Нет этого мяса на свете вкусней.

Так мясо в котле поспевало для нас,

Кумыс в бурдюке взболтали для нас,

Кумысных кобыл выпасали для нас,

На травах есильских, ласкающих глаз.

Заснуть нам мешала не только жара,

Злее, чем здесь, не найти комара!

Видать, комары разогнали и птиц,

Лишь вороны грай начинают с утра.

Мы так загостились в есильском краю,

Порой здесь и песни Кеиена поют.

Вчера здесь считали, что умер Кенен,

Сегодня живому салем отдают.

Мы так загостились. Прощаться нам жаль.

Ведь с нами делили любовь и печаль.

Шесть тоев подряд, мы устали от них,

Нас в путь призывает ковыльная даль.

Шесть тоев? А может, и десять по шесть.

Ведь дни дастарханные не перечесть.

Зовет нас теперь кокчетавская даль,

Гостить в Кокчетау — великая честь!

Я так любовался спокойствием гор,

Я так наслаждался синью озер.

В пестрозеленом покрове своем

Передо мной распахнулся простор.

Я старца Шакира запомнил черты,

Шакир! Его песни звучны и просты.

Но хвастать не буду: когда я запел,

Внимали мне, жадно разинувши рты.

-Еще раз, Кенен, нам спой и сыграй!…

…Я пел «Кокшалак» им и пел «Бозторгай»¹.

Но сроки подходят, уже нам пора

Покинуть и этот песенный край.

Пора нам отправиться в Жаманшубар.

Не хлебом одним и богатством отар

Прославился он. Здесь родился Сабит,

Здесь знает Сабита и млад и стар.

Здесь все ему близко, всем близок Сабит,

Край детства и юности им не забыт.

Здесь, в этой священной земле отцов,

Мукан, его милый отец, зарыт.

Высокий, видный со всех сторон,

Мукану памятник сооружен.

Из белого мрамора высечен он,

Пшеничной нивою окружен.

В степях пленяет меня урожай,

С ним исчезает моя печаль.

В поезде снова мы. Едем домой.

Сарыарке говорю я: «Прощай!».

1958